предсказание на тысячелетие

Кошмар бессознательного состояния

И, НАКОНЕЦ, КОНЬ, НА КОТОРОМ ВСЕ ЭТИ НАЕЗДНИКИ СКАЧУТ

Я следую своим курсом с расчетливостью и сознанием сомнамбулы.

/Адольф Гитлер (1939 год), из ответа на вопрос, в чем заключается секрет его почти сверхъестественных политических и военных успехов в период, предшествующий началу

Второй мировой войны/

Ужас и яма и петля для тебя, житель земли! Тогда побежавший от крика ужаса упадет в яму; и кто выйдет из ямы, попадет в петлю.

/Исайя 783-687 годы до Р.Х.), 24:17-18/

И это время не так далеко, поскольку спящее человечество уже настрадалось и собирается страдать дальше. А по мере того, как страдания будут становиться все более жестокими... это та неприятность, которая может неожиданно обернуться благом. Человек способен переносить страдания только до определенного предела, а затем — пробуждается. Он уже достаточно настрадался.

/Ошо{1985 год)/

Четыре измерения кошмара

ПАПЫ И ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ ВЗРЫВ

В середине 1980-х годов папа Иоанн Павел II посетил убогие трущобы колумбийского города Тумако. Со своих святейших ног до еще более святейшей головы первосвященник был облачен в изысканнейшее белое одеяние. Скуфейка, из чистого золота крест и понтифик, нырнув в прорезанную в жести и пластике дыру, оказались в лачуге, служившей домом безработному крестьянину, его беременной жене и полудюжине истощенных ребятишек. Покосившееся строение и утратившее всякую надежду семейство были типичным явлением для перенаселенных нищенских кварталов, которых папа уже достаточно насмотрелся в ходе своего путешествия. Едва ли они претендовали на нечто большее, нежели сомнительной ценности титул выгребной ямы нищенства и насилия, или свалки утраченных иллюзий. Папа, несомненно, являл собой тип закаленного зрителя, уже привыкшего к сценам в хибарках с их бесчисленным количеством худосочных детей с раздутыми животами, играющих прямо у открытой канализации. Находясь в хижине, понтифик пытался произнести несколько теплых слов в утешение. Его голос потонул в какофонии рева требующих пищи младенцев, сосущих груди, лишенные молока от непосильного труда и частых родов.

Зловонный запах дизентерии ударил в святейшие ноздри. Голодный, полный благоговейного страха взгляд крестьянина и вид одетых в лохмотья крошек заставил его всплакнуть. Вынырнув из лачуги на свет Божий и смерив уничтожающим взглядом направленные на него камеры, папа, словно сияющие медали, подставил тропическому солнцу застывшие на щеках слезы и умилительным голосом, предназначенным, главным образом, для прессы и остального мира, возгласил: Благословляю дом сей и живущих в нем. Когда преемник святого Петра покинул трущобы, кто-то заметил, как папский референдарий сунул в руку колумбийского крестьянина 300 долларов.

По возвращении из своего крестового похода по странам Латинской Америки он с еще более подчеркнутой одержимостью праведника заявил, что все методы контрацепции и регулирования рождаемости суть греховны.

Я являюсь сторонником строгого регулирования рождаемости, которое необходимо осуществлять на протяжении, по крайней мере, двадцати лет с тем, чтобы сократить численность населения планеты на одну четверть. Есть, однако, слуги рабов Божиих, которые не желают, чтобы это случилось.

Если не будет бедных, сирот, умирающих от голода народов, то что случится с такими людьми, как папа-поляк, мать Тереза и им подобными? Только ради личной славы им нужно, чтобы мир продолжал влачить нищенское существование.

/Ошо (1985 год)/

Люди здесь теперь не заботятся о Земле-матери, поскольку после смерти собираются попасть на небо. У них будет арфа, пара крыльев за спиной, нимб над головой, и все время они собираются играть на этом инструменте. Меня такая жизнь совсем не привлекает. Я даже не знаю, как играть на арфе.

/Дядюшка Сему Уарте (1983 год) из индейского народа

чумашей/

Читать далее: Земля, день спустя