мир магии
Семьдесят два имени Господа
Уже из названия ясно, что мы имеем дело с подобием литании, семидесяти (или семидесяти двух) имен Божиих, за которой следует такое же число имен Богородицы. Основному тексту предшествовал следующий пассаж: Если прочтешь это, будешь непобедим в битвах, неуязвим для врагов и внезапной смерти и ночных кошмаров и козней Сатаны. Подобные амулеты были распространены повсеместно. В еврейском заговоре из каирской Генизы также призывались семьдесят имен Господних, а латинский заговор против лихорадок в англосаксонской Англии изгоняет лихорадок per septuaginta nomina dei sancta et immaculata (семьюдесятью именами Божьими, святыми и непорочными). Специалист по французским катарам Рене Нелли описал очень близкую молитву, известную в Лангедоке с XII века. В нее включены греческие и еврейские слова, и Нелли отмечает, что она встречается в так называемом Гримуаре папы Гонория, и относит ее, не вполне определенно, к каббалистической традиции. Армянский амулет также перечисляет семьдесят два магических имени Бога. Учитывая дату русского текста (не ранее XVI века), с наибольшей вероятностью можно предполагать его западноевропейское или византийское происхождение, хотя М. Гастер считает первоисточник еврейским. Семьдесят (два) имени Господа, безусловно, связаны с другими магико-врачевальными объектами, которых также насчитывается семьдесят или семьдесят два: семьдесят две жилы, сустава, сухожилия, семьдесят две болезни в греческих и славянских заговорах и ложных молитвах.
Письмо св. Николаю или Петру
Речь идет о так называемых разрешительных грамотах, которые вкладывают в правую руку умершего перед похоронами (современный текст грамот не включает обращения к св. Николаю). Грамоты возбуждали любопытство иностранцев; они упомянуты в записках путешественников, опубликованных на нескольких языках. Ричард Ченслер, написавший отчет о поездке в Московию в 1553 году (впервые опубликован в 1589 году: Richard Hakluyt. Principal Navigations), сообщает: Когда кто-нибудь из них умирает, то тело кладут в гроб или ящик, а в руку умершего вкладывают небольшой свиток, содержащий слова о том, что умерший был истинно русским, принявшим истинную веру и в ней умершим. Они говорят, что это писание или послание отправляют св. Петру, который, получив его, как они утверждают, читает его и в соответствии с ним разрешает умершему вход на небеса...
Несколько позднее Джайлс Флетчер в своем сочинении Of the Russe Common Wealth (1591) утверждал: При похоронах у них существует также множество суеверных и языческих обрядов, так, например, они кладут в руки покойнику письмо к св. Николаю, которого считают главным своим заступником и стражем врат Царствия Небесного, каким паписты считают Петра.
Поэт Джон Мильтон, включивший тот же рассказ в свое сочи-нение Brief History of Muscovia (London, 1682), безусловно, опирался на эти источники.
В 1618—1619 годах капеллан Московской компании Ричард Джемс составил русско-английский словарь-дневник (с русским языком он познакомился в Архангельске) и тоже записал этот рассказ. Он содержал различные детали, в частности о том, что такой Ривилегии удостаиваются только священники, но в Литве письмо дают также магнатам и выдающимся воинам; оно адресовано свв. Петру и Павлу.
Адам Олеарий, дипломат из Гольштейна, в 1630—1640-е годЬ1 цитирует текст этого письма: Мы, нижеподписавшиеся, Патриарх или Митрополит, священник города... исповедуем и свидетельству-ем сим, что податель сих наших писем всегда жил у нас как истинный христианин, исповедующий греческую веру; и хотя он иногда и грешил, он покаялся в своих грехах, и посему получил отпущение грехов. Что он почитал Бога и святых; что он молился и постился в часы и дни, установленные Церковью, со мной, своим духовником, он во всем примирился, так что у меня нет причин осуждать его или отказывать в отпущении грехов. Как свидетельство этого мы дали ему настоящее удостоверение, которое он может показать, чтобы св. Петр мог открыть перед ним двери вечного блаженства.
Пропуск на небеса, или Письмо св. Петру Гравюра Б. Пикара, 1732 г. Из кн. Ceremonies et coutumes religieuses de tous les peoples du monde, Amsterdam, 1733.
Самуил Коллинс, английский лекарь царя, в своей версии рас сказа (1671) сообщает, что это письмо местного епископа св. Николаю, описывающее жизнь и поступки умершего. По словам Яна Стрюйса (1681), письмо снабжалось подписью и печатью. Питер Генри Брюс и Джон Перри, оба писавшие в начале XVIII века, добавляют: это было удостоверение, подтверждавшее, что человек был христианином и может быть допущен на небеса. Такого взгляда придерживался и француз Жак Жюбе, посетивший Россию в те же времена; он настаивает на том, что паспорт (пропуск) — неправильное название письма и его должно именовать удостоверением христианина. Он добавляет интересную деталь: согласно Ц. Баронию, сам Владимир I Киевский (ок. 956 — 1015), канонизированный Русской церковью за то, что сделал христианство государственной религией Киевской Руси, ввел обычай давать паспорта, чтобы воспрепятствовать возвращению своих подданных в язычество. К 1733 году этот обычай засвидетельствован на гравюре Бернара Пикара в книге Ceremonies et coutumes religieuses de tous les peuples du monde (Amsterdam, 1733).
К концу XVIII века и до настоящего времени разрешительные грамоты стали изготавливать печатным способом, причем в тексте оставляли пробел для имени умершего; одну такую грамоту в 1781 году в качестве курьеза раздобыл Томас Димсдейл, врач-квакер, который был медиком Екатерины II; письмо сохранилось в семейной коллекции Димсдейлов. В основном этот текст совпадает с тем, который приведен Олеарием.
Обычай был распространен во всех слоях общества, включая знать и самого царя. В 1674 году после смерти царя Алексея Михайловича между патриархом и царским духовником разгорелся спор о том, кто из них имеет право вложить грамоту в руку покойного монарха. В XVIII веке, видимо, соблюдался протокол, согласно которому распределялись обязанности духовных лиц. У. Ричардсон описывает, как во время похорон княгини Куракиной духовник княгини вручил грамоту епископу, который прочел ее вслух и вер-нул духовнику, торжественно вложившему ее в правую руку покойной. в приложении Ричардсон приводит перевод грамоты: это обыкновенная молитва, которую, по его словам, смехотворным образом представляли паспортом, который следует предъявить св. апостолу Петру. В 1730-е годы леди Джейн Рондо, описывая похороны младшей дочери петровского фаворита князя А.Д. Мен-шикова, отметила соблюдение того же обычая.
В действительности обычай вкладывать разрешительную гра-моту в правую руку покойного был и остается частью русского пра-в°славного похоронного обряда. При этом представление о том, что это — паспорт, слишком часто присутствует в записках инос-транцев, чтобы его можно было счесть простым измышлением. Во всяком случае, термины пропуск и подорожная (согласно Толковому словарю В.И. Даля, открытый лист на получение почтовых лошадей), прилагавшиеся к этой молитве в народном русском языке, показывают, что она, несомненно, приобрела неканонический оттенок. В анонимном протестантском памфлете Curieuse Nachricht... (1725) утверждается, что Петр I отменил обычай передачи паспорта св. Николаю. Если это и так, то очевидно, что исключены были лишь адресат и наиболее неканонические элементы молитвы. Самый поздний выдающийся пример соблюдения этого обычая, согласно сообщениям английской прессы, относится к 1894 году — похоронам Александра III (последним настоящим царским похоронам, т.к. со следующим русским царем, Николаем II, большевики разделались, не соблюдая канонов).
Несомненно, рассматриваемый обычай казался английским и другим иностранным авторам странным и присущим варварской стране. В романе Турецкий шпион это уже обычная юмористическая история о России, особенно характерная для псевдоориентальных романов в письмах XVII—XVIII веков. Позиция иностранцев кажется вполне объяснимым заблуждением, если принять во внимание, что даже выдающийся современный исследователь народной религии считает этот обычай исключительно русским. Б.А. Успенский в своем очерке о письме к св. Николаю связывает его возникновение с началом русского монашества и Киево-Пе-черским монастырем; он указывает, что первоначально это была молитва, которую основатель монастыря Феодосии Печерский (XI век) дал представителю знати скандинавского происхождения. Б.А. Успенский полагает, что текст, принятый в наше время, восходит к литургии апостола Иакова и, видимо, вошел в церковную практику с реформами патриарха Никона. Однако уникальных обычаев мало, и сходные благочестивые произведения действительно существовали, а возможно, кое-где и сейчас существуют в Западной церкви: это бреве и Schutzbriefen (охранные грамоты) Можно вспомнить историю, случившуюся со св. Винченцио Фер-рером, который написал такое письмо для умиравшего грешника, — и по воздуху спустилось ответное послание, подписанное Св. Т роицей. Отмечен и аналогичный мусульманский обычай: на пелене, в которую заворачивали умершего, в знак того, что он был истинно верующим, писали стихи из Корана. Поскольку и христиане и мусульмане считают Господа всеведущим, такие памятные заПиски, которыми они ему докучали, в лучшем случае могли претендовать на статус благочестивой практики и, несомненно, многими должны были рассматриваться как амулеты.
Читать далее:
Сны Богородицы